Как вы знаете, я собираю сборник своих эссе. Решила поделиться с вами фрагментом моих размышлений. Возможно ваши мысли по этому поводу помогут мне разогнать материал до семи авторских листов. Я пока что на втором:
(…) Чтобы выжить в общине, правила поведения — необходимость. Для выживания в большой семье нужно соблюдать субординацию, иерархию, условности — много условностей. Поэтому ни о каком гендерном равенстве в узбекской семье речи быть не может. О равенстве в целом, как о концепте, можно забыть.
В узбекской семье никто не должен быть никому равен или, боже упаси, независим. Независимость никогда не должна употребляться в контексте жизни человека. Здесь это не добродетель. Даже если кто-то независим, мы не используем это слово — мы говорим «отдельно». Почувствуйте разницу: «независимо» и «отдельно». «Отдельно» — ещё не значит «независимо». Семья, которая стала жить отдельно от родителей мужа, вовсе не независима, потому что независимость означала бы разрыв связей. Мы не стремимся к независимости друг от друга. Напротив, многие стремятся к зависимому положению, потому что только так можно манипулировать и продвигать свои интересы. Где-то люди платят деньги за семинары, чтобы узнать, как это делать, называя это нетворкингом.
Возможно, из-за развитой торговой культуры, поскольку мы живём на историческом перепутье, мы вынуждены сохранять коммуникацию, а может из-за скудных ресурсов проще оставаться в контакте.
Интересно, что, когда начинается разговор об эмансипации женщин, просыпаются и мужчины. Их основная жалоба состоит в том, что на Востоке не эмансипирован даже мужчина. По сути, никто. Никто не свободен от связей, иерархии и обязательств. Почему вдруг женщинам должны дать то, чего нет у мужчин?
Права мужчин — это то, что начали обсуждать в контексте прав женщин. С одной стороны, в контексте ущемления прав на женщину, с другой — в контексте «а мы тоже хотим свободы».
В чём же узбекский мужчина не свободен? Вообще во всём. Весь сценарий его жизни написан родителями. Если девушка может выйти замуж, развестись, быть стигматизированной, лишиться социального одобрения, но всё же проживать самостоятельно, имея любые отношения в статусе взрослой женщины, то у мужчины такой роскоши нет. Взрослого мужчину будут женить и разводить до самой смерти. Нет никакой возможности оставить мужчину свободным. Он всегда должен быть при семье, хотя бы формально. Редкие случаи холостяков воспринимаются обществом как ущербность: возможно, мужчина болен или с ним что-то не так.
Женщина может уйти в самостоятельную жизнь, достигнув финансовой независимости, сепарировавшись по-хорошему или разорвав связи с семьёй по-плохому. Мужчина не может достичь «свободы» ни при каких условиях. Его главный долг — заботиться о семье: детях и родителях. Да, жена в этом смысле где-то подразумевается, но не проговаривается. С одной стороны, это само собой разумеется, с другой — недостаточно важно, чтобы упоминать. Опять же — скромность. Жена должна быть настолько скромной, чтобы её не приходилось упоминать ни в каком контексте.
В наших реалиях можно часто услышать фразу о том, что «жён будет много, а родители одни». Уже в этой фразе женщина имеет больше свободы, чем мужчина. А именно — свободу быть изгнанной из общины. Потому что свобода на Востоке никогда не была чем-то желаемым или приятным. Свобода воспринимается как своеволие, непредсказуемость, наглость и даже порок. Образ свободы почти маргинализирован.
Когда мои обе разведённые узбекские бабушки встретились у нас дома за обеденным столом, одна из них произнесла на узбекском: «Мы теперь вольные казаки». Не найдя метафоры в узбекском, она обратилась к положительному образу в чужой культуре. У нас нет казаков и нет вольности, а значит, и бабушки в какой-то степени стали неформалками.
(…) Чтобы выжить в общине, правила поведения — необходимость. Для выживания в большой семье нужно соблюдать субординацию, иерархию, условности — много условностей. Поэтому ни о каком гендерном равенстве в узбекской семье речи быть не может. О равенстве в целом, как о концепте, можно забыть.
В узбекской семье никто не должен быть никому равен или, боже упаси, независим. Независимость никогда не должна употребляться в контексте жизни человека. Здесь это не добродетель. Даже если кто-то независим, мы не используем это слово — мы говорим «отдельно». Почувствуйте разницу: «независимо» и «отдельно». «Отдельно» — ещё не значит «независимо». Семья, которая стала жить отдельно от родителей мужа, вовсе не независима, потому что независимость означала бы разрыв связей. Мы не стремимся к независимости друг от друга. Напротив, многие стремятся к зависимому положению, потому что только так можно манипулировать и продвигать свои интересы. Где-то люди платят деньги за семинары, чтобы узнать, как это делать, называя это нетворкингом.
Возможно, из-за развитой торговой культуры, поскольку мы живём на историческом перепутье, мы вынуждены сохранять коммуникацию, а может из-за скудных ресурсов проще оставаться в контакте.
Интересно, что, когда начинается разговор об эмансипации женщин, просыпаются и мужчины. Их основная жалоба состоит в том, что на Востоке не эмансипирован даже мужчина. По сути, никто. Никто не свободен от связей, иерархии и обязательств. Почему вдруг женщинам должны дать то, чего нет у мужчин?
Права мужчин — это то, что начали обсуждать в контексте прав женщин. С одной стороны, в контексте ущемления прав на женщину, с другой — в контексте «а мы тоже хотим свободы».
В чём же узбекский мужчина не свободен? Вообще во всём. Весь сценарий его жизни написан родителями. Если девушка может выйти замуж, развестись, быть стигматизированной, лишиться социального одобрения, но всё же проживать самостоятельно, имея любые отношения в статусе взрослой женщины, то у мужчины такой роскоши нет. Взрослого мужчину будут женить и разводить до самой смерти. Нет никакой возможности оставить мужчину свободным. Он всегда должен быть при семье, хотя бы формально. Редкие случаи холостяков воспринимаются обществом как ущербность: возможно, мужчина болен или с ним что-то не так.
Женщина может уйти в самостоятельную жизнь, достигнув финансовой независимости, сепарировавшись по-хорошему или разорвав связи с семьёй по-плохому. Мужчина не может достичь «свободы» ни при каких условиях. Его главный долг — заботиться о семье: детях и родителях. Да, жена в этом смысле где-то подразумевается, но не проговаривается. С одной стороны, это само собой разумеется, с другой — недостаточно важно, чтобы упоминать. Опять же — скромность. Жена должна быть настолько скромной, чтобы её не приходилось упоминать ни в каком контексте.
В наших реалиях можно часто услышать фразу о том, что «жён будет много, а родители одни». Уже в этой фразе женщина имеет больше свободы, чем мужчина. А именно — свободу быть изгнанной из общины. Потому что свобода на Востоке никогда не была чем-то желаемым или приятным. Свобода воспринимается как своеволие, непредсказуемость, наглость и даже порок. Образ свободы почти маргинализирован.
Когда мои обе разведённые узбекские бабушки встретились у нас дома за обеденным столом, одна из них произнесла на узбекском: «Мы теперь вольные казаки». Не найдя метафоры в узбекском, она обратилась к положительному образу в чужой культуре. У нас нет казаков и нет вольности, а значит, и бабушки в какой-то степени стали неформалками.